Дочитал The Moon Is a Harsh Mistress. Очень хорошая книга, много умных мыслей. Жаль, конечно, её не экранизируют ни в каком виде. И помните "There's no free lunch."

Казалось, бы, какое отношение песня We will rock you! имеет отношение к катапульте на Луне?

"— Я стану инженером. — Откровенно говоря, — подал голос Виктор, — я думаю, что инженерия — это профессия не для женщин. — Кира, — робко сказал Александр Дмитриевич, — тебе же никогда не нравились коммунисты, а теперь ты выбираешь эту модную профессию, которая так нравится им. — Ты хочешь строить для Красного государства? — спросил Виктор. — Я хочу строить, потому что хочу строить. — Но Кира! — широко раскрыв глаза, пораженная Лидия смотрела на нее. — Ведь такая работа — это грязь, железки, ржавчина, газовые горелки, грязные потные мужики и никакого женского общества, чтобы хоть как-то скрасить жизнь. — Потому мне она и нравится! — Это некультурная профессия, совсем не для женщины, — презрительно сказала Галина Петровна. — Это единственная профессия, — произнесла Кира, — для которой не нужно учиться лгать. Сталь это сталь. Большая же часть наук — это чьи-либо размышления, чьи-то желания и ложь многих людей. — Чего в тебе нет — так это духовности, — заметила Лидия. — Честно говоря, — сказал Виктор, — твоя позиция слегка антиобщественна, Кира. Ты выбираешь профессию лишь потому, что ты этого хочешь, не подумав над тем фактом, что, как женщина, ты была бы намного полезнее обществу на более женской работе. Мы все должны считаться с тем, что у нас есть свои обязанности перед обществом. — Кому конкретно ты обязан, Виктор, и чем? — Обществу. — Что такое общество? — Если позволишь так выразиться, Кира, — это детский вопрос. — Но, — проговорила Кира; ее глаза были широко раскрыты, а взгляд — устрашающе мягок, — я не понимаю. Кому это я обязана? Вашему соседу за смежной дверью? Или милиционеру на углу? Или служащему в кооперативе? Или старику, которого я видела в очереди, третьим от входа, в женской шляпе, со старой корзинкой? — Общество, Кира, это огромное целое. — Если ты напишешь целую вереницу нулей, они так нулями и останутся!"

https://rublacklist.net/26924/ Все произведения братьев Стругацких официально выложены в свободный доступ Такое решение приняли наследники обоих великих писателей-фантастов Пожалуй, к единственно правильному решению пришли Мария и Андрей Стругацкие, выложившие на официальном сайте писателей все произведения своих отцов, включая непубликовавшиеся ранее. Творчество братьев Стругацких ещё со времён СССР стало неотъемлемой частью нашей культуры, и множество произведений обоих гениев даже во времена тогдашнего книжного дефицита передавались из рук в руки, зачитывались до дыр, расходились на цитаты. Поэтому сложно назвать момент, когда творчество Братьев стало по-настоящему общественным достоянием, и с приходом в Россию эры интернета книги Стругацких уже в электронном виде свободно распространялись среди пользователей Рунета. В 2014 году, уже после смерти последнего из братьев, Бориса Натановича Стругацкого, наследники писателей решили убрать книги из свободного доступа, объяснив это борьбой с пиратством. На сайте осталась только библиография Стругацких, а полные тексты произведений было рекомендовано приобретать на ресурсе «Литрес», продающего электронные книги, а также на любом другом «официальном» интернет-магазине. К сожалению, стереотип о том, что распространять книги в интернете можно только на платной основе, до сих пор превалирует в среде многих правообладетелей, хотя многие молодые авторы изначально творят под свободной лицензией, что никоим образом не бьёт по их издательской деятельности..."

В связи с недавними новостями вспомнилось из бессмертного: http://thelib.ru/books/rend_ayn/atlant_raspravil_plechi_kniga_2-read-28.html "Говорят, что катастрофы – дело слепого случая, и нашлись бы такие, кто сказал бы, что пассажиры "Кометы" не были ни виновны, ни ответственны за то, что с ними произошло. В купе "Б" первого вагона ехал профессор социологии. Он учил своих студентов, что способности человека не имеют значения, что усилия индивидуума тщетны, что совесть – бесполезная роскошь, что нет таких понятий, как "человеческий разум", "характер" и "достижение личности", что все достигается коллективными усилиями и коллектив, а не личность решает все. Мужчина из седьмого купе второго вагона был журналистом. Он писал, что принуждение ради доброго дела справедливо и нравственно, и считал, что у людей есть право применять физическую силу против других людей: ломать жизни, душить честолюбие и желания, топтать идеалы, сажать в тюрьмы, отнимать, убивать – ради того, что они сочтут добрым делом. Он никогда не пытался разобраться, что считать злом, а что – добром; он говорил, что всегда поступает в согласии со своими "чувствами" – чувствами, которые не коренились в знании, поскольку он считал, что чувства превыше знаний, и всецело полагался на собственные "благие намерения" и силу оружия. Женщина в десятом купе третьего вагона, пожилая школьная учительница, год за годом превращала беззащитных детей в жалких трусов, уча их тому, что воля большинства есть единственное мерило добра и зла, что большинство может поступать, как ему хочется, что нельзя выделяться из толпы, надо быть как все. Мужчина из купе "Б" спального вагона номер четыре владел газетой. Он провозглашал, что люди порочны по самой своей природе и не способны к свободному существованию, а их основные желания, если оставить их без присмотра, – обманывать, грабить и убивать друг друга. Он не сомневался, что нужно управлять при помощи лжи, грабежа и убийства, которые должны быть прерогативой правителей, – только так можно заставить людей работать, научить их нравственности и держать в рамках порядка и правосудия. В купе "Г" пятого вагона расположился бизнесмен, который приобрел свое дело, шахту, благодаря правительственному кредиту в соответствии с Законом о равных возможностях. Купе "А" спального вагона номер шесть занимал финансист, который сколотил состояние, скупая замороженные облигации железных дорог и размораживая их с помощью друзей из Вашингтона. Мужчина, занимавший пятое место в вагоне номер семь, был рабочим, уверенным в своем праве на труд, независимо от того, нужен его труд работодателю или нет. Женщина, ехавшая в шестом купе восьмого вагона, была лектором и считала, что, являясь потребителем, имеет право на транспортные услуги, независимо от желания или нежелания железнодорожников их оказывать. Мужчина, занимавший купе номер два в девятом вагоне, состоял профессором экономики и сторонником отмены частной собственности. Он объяснял свою позицию тем, что интеллект не играет никакой роли в промышленном производстве, что человеческий разум зависит от материальных орудий труда и что каждый способен управлять заводом или железной дорогой, главное – заполучить оборудование. Женщина в купе "Д" спального вагона номер десять уложила своих двоих детей на верхнюю полку, тщательно закутав их, чтобы уберечь от сквозняков и толчков. Она была женой человека, занимавшего ответственную правительственную должность и продвигавшего указы в жизнь. Она оправдывала это, говоря: "Мне все равно, они бьют исключительно по богатым. И вообще я должна прежде всего думать о детях". [...] Эти пассажиры не спали, но во всем поезде не осталось ни одного человека, который не разделял бы их взгляда на мир. Последним, что они увидели в этом мире, когда поезд входил в тоннель, было пламя факела Вайета." Айн Рэнд "Атлант расправил плечи"

http://www.kittysanders.com/RU/3328 "Более того, уничтожение и распределение излишков делаются чем-то близким, схожим. Они становятся двумя сторонами одной медали: «излишек» в обоих случаях рассматривается как нечто нетривиальное, неправильное и «свалившееся на голову». И перераспределение, и уничтожение ликвидируют этот излишек, озадачивающий правящую бюрократию самим фактом своего существования. Излишек пугает их тем, что он может стать ступенькой к свержению или как минимум уменьшению роли этой бюрократии, в руках которой находится весь распределительный аппарат. Если многие начнут производить излишки — они вскоре додумаются и продавать их, а это сделает «государство», функция которого в архаических обществах (и не только) сводится в основном к религиозной ритуалистике, войнам и перераспределению, ненужным. Следовательно, излишку нужно было придать антиобщественный, шокирующий статус. Его нужно было сакрализировать, табуировать, вывести из сферы обычных социально-экономических отношений, создать условия, в которых исключительным правом на соприкосновение с этим излишком обладает только правящая бюрократия. Фактически, излишек подлежал экспроприации для того, чтобы люди не смогли самоорганизоваться посредством рыночных отношений. Несложно заметить, что эта архаическая практика была в полном объёме усвоена левыми движениями XIX-XXI веков. Она стала более сложной, государства — более массивными и тотальными, а риторика из религиозной превратилась в социальную, однако изъятие и перераспределение «излишков», навязываемая «порочность богатства» и даже «порочность идеи собственности» — это отголоски архаичных ограничительных, этатистских, антирыночных и дискриминационных практик, которые на протяжении веков и тысячелетий мешали прогрессу и развитию человечества. Изымая ресурсы, произведённые людьми, и перераспределяя их, государство выполняет ту же функцию, что и жрецы, осуществлявшие потлач: оно как бы берёт «порочный излишек», и, пропуская его через себя, нормализирует, легитимизирует его и распоряжается им по своему усмотрению (при этом значительная доля экспроприированного оседает в карманах бюрократов, голосующих за национализации и высокие налоги). Фактически, государство в этом вопросе действует как паразит, наделённый неприкосновенным религиозным статусом. Совершая экспроприации, оно осуществляет двойное зло. С одной стороны, оно грабит людей и усиливает коррупцию, улучшая благосостояние бюрократии; вся социальная риторика строителей «сильного государства» — не более, чем пропаганда; фашизм, советский коммунизм, маоизм и более современные венесуэльское боливарианство, аргентинский киршнеризм и никарагуанский сандинизм демонстрируют лишь вопиющий грабёж граждан государственными органами под предлогом «социального государства», которое на самом деле погружает бедных людей в ещё худшую нищету. С другой стороны, оно разрушает институт собственности и уничтожает рынок, тем самым лишая общества возможностей — ведь устойчивый институт частной собственности является базовым принципом любого развитого общества. Люди, живущие в условиях имущественной зыбкости, теряют мотивацию к обучению, развитию, конкуренции, улучшению уровня жизни. Такие государства погружаются в депрессию или хаос, как Аргентина при Киршнер, или Венесуэла при Мадуро. Настроения в обществе делаются криминально-деструктивными, а основным мотиватором делается зависть и ненависть, ведь если имущество нельзя приобрести нормальными методами, то его следует либо украсть, либо изничтожить."

Prolegómenos al libro Carne http://www.kittysanders.com/RU/3328 "В «Пролегоменах», как и в «Carne», я доказываю, что женщины из индустрии для взрослых очень часто оказываются вовлечёнными туда в силу исторически сформировавшегося механизма присвоения государством граждан и обращения их в полную госсобственность. Опираясь на многочисленные факты принудительного государственного исключения женщин из рынка труда, собственности и зачастую даже образования, я рассказываю об экспроприации значительного процента женщин, жизненно необходимых государству для воспроизведения населения, и демонстрирую, что индустрия для взрослых является частью этого механизма присвоения. Именно поэтому государство предпринимает настойчивые попытки криминализировать эту сферу (если государство криминализирует и запрещает некий сегмент рынка, то оно, скорее всего, желает установить собственную монополию в этой области, и теневым образом пополнять бюджет — так в России функционируют рынки оружия, секс-услуг и наркоты, обеспечивающие несколькомиллионную армию разнообразных полицейских сил; аналогичным образом в Штатах разведка кормится с наркотрафика.) Именно поэтому государство формирует культурно-образовательную парадигму таким образом, чтобы женщины из индустрии для взрослых воспринимались как нечто отвратительное и наполненное грехом и мерзостью. В том случае, если государство легализует секс-индустрию, этим тоже не следует восторгаться и считать, что оно отвязалось и стало «честным». На примерах европейских стран я показываю, что легализация связана скорее с этно-идеологическими и миграционными изменениями в политике: на роль бесправных жертв государства в Европу стали массово «претендовать» девушки из новых поколений мигрантов, которые массово подрабатывают в проституции, но, будучи частью этнорелигиозных землячеств, всеми силами это скрывают, дабы избежать позора или «убийства чести». Именно они заполнили те 60-70% объёма всей индустрии, которые находятся в самом низу и где процветает основной беспредел, несоблюдение контрактов и тд. Несоблюдению контрактов, кстати, тоже посвящена часть одной из крупнейших глав. Такая картина характерна не только для Европы, где мигрантки в основном придерживаются мусульманского мировоззрения, но и для Латинской Америки: например, в Доминикане, Бразилии и Аргентине очень многие гаитянки работают в проституции, однако они ни на каких условиях не пойдут регистрироваться, потому что их начнёт отвергать собственная община. Девушки, однако, продолжают работать и прокармливать таким образом своих родителей или парней, которые, в свою очередь, обеспечивают устойчивость и «традиционность» общины, а также её закрытость и геттоизированность, что крайне выгодно государственной бюрократии, с давних времён обожавшей концепцию гетто, т.е. компактной территории, на которой проживает выключенное из рынка меньшинство, контролирующее само себя и занимающееся в основном бесправным тяжёлым трудом и криминальной деятельностью, пополняющей теневой бюджет государства. Таким образом, государство-Левиафан как бы вступает в негласный сговор с общиной, формирующей гетто, и кровь, которой скрепляется этот договор power sharing’а, часто принадлежит женщинам — представительницам этих общин. Вообще я уделяю довольно много внимания взаимосвязи между адалт-индустрией, нелегальной миграцией и государством. На многих исторических примерах я рассказываю о том, как криминализация секс-индустрии и манипуляции с государственными границами превратили её в источних доходов для государства, а женщин, работающих там — в собственность государственной бюрократии. В книге вскрываются методы, которыми государство экспроприирует женщин из секс-индустрии (прямая криминализация, создание дискурса отвращения, разные типы социально-экономической изоляции) и причины, по которым оно так поступает..."

https://store.blender.org/product/the-art-of-blender-open-movies/ 3К деревянных

Макаренко - Педагогическая поэма http://makarenko-museum.ru/Classics/Makarenko/Makarenko_A_Pedagogic_Poem/Makarenko_Ped_poem_full_text.htm http://dump.bitcheese.net/files/vokehyt/Makarenko_Ped_poema_full_text.pdf Автор управлял колонией и как мог воспитывал там детей в 20х годах. Дети эти грабили, убивали, воровали, резали других и друг друга ножами. Иногда и после прибытия в колонию. Не все, конечно, но многие. Вход-выход, как я понял, был свободным, но они возвращались. Во-первых, потому что в колонии было какое-никакое, но хозяйство, крыша под головой, что-то можно было вырастить, и часть продовольствия как могли выуживали у государства. Во-вторых, автор говорит, что детям тех времён было сложно выживать на улице по одиночке, "а найти такой коллектив, связаться с ним под бдительным вниманием угрозыска было все же трудно" (всё-таки их искали после побегов или это про ситуацию в стране в целом?). Жить по одиночке не могли, потому что часть детей только недавно потеряла семью, часть до этого бродила с полками (красными, белыми, махновскими, петлюровскими). Не дочитал. Пока в книге описание быта, конфликтных ситуаций и как что решалось. Иногда есть интересные замечания про воспитание, например, про труд: http://pedagogic.ru/books/item/f00/s00/z0000000/st017.shtml TLDR: труд как тяжелая физическая работа не "делает человеком" и не воспитывает. Простые ремёсла тоже. Основные принципы в колонии были таковы, что все (?) управляющие, воспитатели и другие рабочие жили так же, как и колонисты. Ночевали с ними в одном здании на таких же вшивых кроватях, хотя могли и отдельно, так же плохо одевались (20е годы), так же плохо ели, так же работали, играли с ними игры, читали вместе книги, и просто пытались выжить. Имени Горького колония была, потому что колонистам книги его сильно понравились и их впечатлило, что Горький тоже когда-то был арестован. Сначала назвали сами себя так, потом официально назначили.

>> In metric, one milliliter of water occupies one cubic centimeter, weighs one gram, and requires one calorie of energy to heat up by one degree centigrade—which is 1 percent of the difference between its freezing point and its boiling point. An amount of hydrogen weighing the same amount has exactly one mole of atoms in it. >> Whereas in the American system, the answer to "How much energy does it take to boil a room-temperature gallon of water?" is "Go fuck yourself," because you can't directly relate any of those quantities. [86] > A crime novel does not need 35 pages of research source notes, which themselves are annotated. Josh Bazell - Wild Thing