Несколько лет назад в окололитературных кругах Ленинграда появился молодой человек, именовавший себя стихотворцем. На нем были вельветовые штаны, в руках – неизменный портфель, набитый бумагами. Зимой он ходил без головного убора, и снежок беспрепятственно припудривал его рыжеватые волосы.

Приятели звали его запросто – Осей. В иных местах его величали полным именем – Иосиф Бродский.

Бродский посещал литературное объединение начинающих литераторов, занимающихся во Дворце культуры имени Первой пятилетки. Но стихотворец в вельветовых штанах решил, что занятия в литературном объединении не для его широкой натуры. Он даже стал внушать пишущей молодежи, что учеба в таком объединении сковывает-де творчество, а посему он, Иосиф Бродский, будет карабкаться на Парнас единолично.

С чем же хотел прийти этот самоуверенный юнец в литературу? На его счету был десяток-другой стихотворений, переписанных в тоненькую школьную тетрадку, и все эти стихотворения свидетельствовали о том, что мировоззрение их автора явно ущербно. "Кладбище", "Умру, умру..." – по одним лишь этим названиям можно судить о своеобразном уклоне в творчестве Бродского. Он подражал поэтам, проповедовавшим пессимизм и неверие в человека, его стихи представляют смесь из декадентщины, модернизма и самой обыкновенной тарабарщины. Жалко выглядели убогие подражательские попытки Бродского. Впрочем, что-либо самостоятельное сотворить он не мог: силенок не хватало. Не хватало знаний, культуры. Да и какие могут быть знания у недоучки, у человека, не окончившего даже среднюю школу?

http://fragments.spb.ru/brodsky_process_2.html

TIL красные фашисты после второй мировой обращались с немцами не лучше, чем немецкие фашисты с населением оккупированных земель http://expert.ru/expert/2008/30/izgnany_i_ubity/

https://anshakov.livejournal.com/32443.html расстановка точек над сектой победоверов

Академик Павлов во второй части своей лекции применил свою теорию к жизни, впрочем, не вообще к жизни, а почти исключительно к нашей российской революции. Нечего и говорить, какой интерес, да еще в устах учителя представляет это применение...

Оно связано с парадоксальной фазой. Как мы уже видели, здесь прекращается реакция на сильные раздражения, остается реакция только на слабые. Применение этого положения к нашей революции академику Павлову пришлось пояснить примером.

У нас находится на излечении больная с чрезвычайно расслабленной нервной системой. Когда ей показывают красный цвет и говорят, что это не красный цвет, а зеленый, она с этим соглашается и заявляет, что, всмотревшись внимательно, она действительно убедилась, что это не красный, а зеленый цвет. Чем это объяснить? Академик Павлов говорит, – парадоксальным состоянием. При нем теряется реакция на сильный возбудитель. Действительность, действительный красный или иной цвет – это сильный возбудитель. А слова: красный, зеленый и т.д. – это слабые возбудители того же рода. При болезненной нервной системе, при ее парадоксальном состоянии теряется восприимчивость к действительности, а остается восприимчивость только к словам. Слово начинает заменять действительность. В таком состоянии, по мнению академика Павлова, находится сейчас все русское население.

Вообще, – закончил академик Павлов, – я должен высказать свой печальный взгляд на русского человека. Русский человек имеет такую слабую мозговую систему, что он не способен воспринимать действительность как таковую. Для него существуют только слова. Его условные рефлексы координированы не с действительностью, а со словами.

http://www.novayagazeta.ru/politics/67944.html

25 апреля 1976 года, в половине девятого вечера, Константин Петрович Богатырев, знаток русской и германской поэзии, талантливый поэт-переводчик, отдавший последнее десятилетие жизни переводам Райнера Мария Рильке, друг и горячий почитатель Бориса Пастернака и Генриха Белля, поэт-переводчик, удостоенный рекомендации в Союз Анной Ахматовой, - ранним апрельским вечером 1976 года Константин Петрович Богатырев возвращался из ближайшего магазина к себе домой, в один из многоэтажных корпусов писательского дома на Красноармейской. В руках у него была сумка с бутылкой сухого вина и каким-то печеньем. Не успел он сделать и двух шагов от двери лифта к дверям своей квартиры, как упал на пол, обливаясь кровью, с проломленной головой. Услышав крик, соседи внесли Константина Петровича в квартиру и вызвали "скорую помощь". "Скорая" доставила Богатырева в больницу. После пятидесяти двух суток тяжелых страданий Константин Петрович скончался.

В газетах ни о нападении на Богатырева, ни о смерти известий не последовало: у нас не принято сообщать об убийствах, если они случаются в Советском Союзе, а не в Штатах. Сообщать о смерти писателя и выражать соболезнование семье и друзьям покойного - принято. "Секретариат Московского Отделения Союза Писателей с глубоким прискорбием сообщает о смерти..." В эпитете перед словом "смерть" возможны варианты: безвременной, скоропостижной; возможно также: "после продолжительной и тяжелой болезни - имярек - скончался", и уж непременно; Секретариат "выражает глубокое соболезнование семье и друзьям покойного". Вот обычная формула в тех случаях, когда умирает писатель, член Союза. (Или даже, как мы видели, не Союза, а Литфонда - всего лишь.)

О смерти Богатырева, в нарушение обычая, "Литературная газета" нас не известила и никакого соболезнования никому - ни матери, ни жене, ни сыну, ни многочисленным друзьям - не выразила.

Эка беда! Не все ли равно? Ведь извещением убитого не воскресишь, а соболезнованием родных и друзей не утешишь. Но невольно задумываешься о причине молчания. Думается, причина та, что трудно составить подходящий к случаю текст. В самом деле, как быть? Секретариат "извещает о смерти... имярек... последовавшей после тяжелой болезни"? Не годится: два удара по черепу - это как-никак не болезнь. Написать: "последовавшей после удара по черепу", - нельзя, это значит - известить об убийстве. У нас убийств не бывает. (Конечно, случаются уголовные преступления: например, тот, кто собирает неугодные властям стихи, да еще комментирует их, тот - уголовник.) Как же, спрашивается, быть? Любимый выход - загнать случившееся в небытие, в немоту. И "Литературная газета" промолчала.

Однако замалчивание злодейства, как показывает опыт, никогда до добра не доводит. Оно доводит до самозародившихся или нарочно посеянных слухов. С того апрельского дня 1976 года, когда Константин Петрович, выйдя из лифта, упал в двух шагах от своей двери, мы нигде не прочли:

"В поле зрения КГБ (милиции? прокуратуры? уголовного розыска?) убийца писателя Богатырева, гражданин такой-то, попал в 1975 году, когда он..."

Выследить преступника, обнаружить и задержать его, доказать его вину и осудить за содеянное преступление - это, видимо, гораздо труднее, чем отправить в тюрьму молодого литератора, написавшего к каким бы то ни было стихам какое бы то ни было предисловие.

Розыски начались сразу. Работники следственных органов беседовали с родными, друзьями, знакомыми, соседями Константина Богатырева, с его первой и второй женой, с его сыном, с его матерью, стараясь выяснить, какова была подоплека убийства, основа для нападения. (Ограблен он не был, да и грабить у него было нечего; пьян тоже не был.) Допрашивали в больнице и пострадавшего, в те короткие минуты, когда сознание - или полусознание - возвращалось к нему. Убийц (или убийцу) он не видел, удары по голове были нанесены сзади.

К какому заключению пришло или на чем споткнулось и остановилось следствие?

"Гласность, честная и полная гласность"! А мы до сих пор, вплоть до февраля 1978 года, когда я пишу эти строки, не прочли ни в одной газете, не услыхали ни на одном собрании протокол, который начинался бы знаменательными словами:

"В ходе следствия установлено..."

Ведется ли следствие или прекращено? Что удалось установить "в ходе"? Неизвестно. Ни бывшим, ни теперешним членам Союза.

Когда гласности нет - люди питаются слухами. Самозарождающимися или распространяемыми злонамеренно.

Например, такими.

Лето 1976-го. Выйдя однажды за ворота своего сада, встречаю на главной аллее в Переделкине пожилую даму, переводчицу. Я ее не помню. Она говорит, что бывала когда-то по переводческим делам у Корнея Ивановича. Возможно. Кто только у него не бывал! Идем вместе. Теперь она приехала навестить кого-то из своих друзей в Доме Творчества. Не зная, с кем говорю, - говорю о погоде. Лето нынче позднее, вишни еще не расцвели, а обычно в эту пору они уже отцветают... Внезапно моя спутница делает большие глаза и понижает голос:

• Вы слышали... Богатырев безнадежен... Сначала ему стало лучше... Откуда-то из Германии достали лекарство... Знаете, ведь он всегда был окружен иностранцами... Они и позаботились... Сначала ему сделалось лучше, а теперь - хуже... Вы слышали?

• Да,- говорю,- слыхала. Костя при смерти. Когда случилось несчастье, Лев Зиновьевич Копелев срочно дал знать Генриху Беллю, а тот срочно, самолетом, прислал сюда лекарство. Они ведь были друзьями: Белль и Богатырев. И Копелев... Ведь Богатырев германист. Белль с ним дружил, бывал у него, они переписывались.

• Да... Богатырев вечно был окружен иностранцами... Но, говорят, лекарство не помогло, он безнадежен... А DS слышали ли... (взгляд вокруг и полушепотом), вы слышали, теперь уже известно, кто его убил. Вы слыхали?

Я останавливаюсь. Она тоже.

• Нет, - говорю, - не слыхала. Значит, милиция напала-таки на след? Наконец-то?

• Его убили... сахаровцы.

• Кто-о?

• Сахаровцы... ну, знаете, те, кто поддерживает этого... академика.

• Да что вы за чушь порете! - говорю я, скорее удивленная, чем рассерженная. - Какая чушь! Академик Сахаров - и убийство. (В эту минуту я вижу ясно лицо Андрея Дмитриевича, глаза и крупный рот, слышу медленный голос, и мое первое желание - не прикрикнуть на свою собеседницу, а рассмеяться.) Вы что же, никогда не слыхали, что Сахаров - убежденный враг насилия? Как Мартин Лютер Кинг, как Ганди?.. Да и зачем ему убивать Богатырева? Они были в прекрасных отношениях... Что за чушь!

• А затем, - назидательно разъясняет мне дама, - затем убили, чтобы свалить на КГБ.

http://www.chukfamily.ru/Lidia/Proza/protsess.htm
// когда я перечитываю Лидию Чуковскую, меня преследует мысль, что мы до сих пор живём в 70-х годах. Ровным счётом ничего не меняется.

Научно-теоретическое вредительство не ограничилось одной какой-либо отраслью науки. В экономических науках процветали целые «школы», украшенные такими именами, как Базаров, Суханов, Громан, Рубин, Юровский, Финн-Енотаевский, Кондратьев, Чаянов, Фалькнер и др., щедро распространявшие свои идеалистические и механистические теории, свои научные фальсификации теории стоимости, воспроизводства, денег, сельского хозяйства и т.д. в научно-исследовательских институтах, вузах и т.д. Вредительству в экономике вообще, а в планировании в частности «повезло» — оно было наиболее быстро и сравнительно полно разоблачено, хотя рецидивы его можно встретить и сейчас. Но научное вредительство буржуазной профессуры не ограничилось сферой общественных наук. Правда, в технике, в естествознании и в математике, где силы диалектического материализма несравненно слабее, чем в науках социально-политических, сделано пока еще очень мало для выявления работы ученых-вредителей, но и те отдельные факты, которые известны, с достаточной очевидностью говорят о том, что какой бы абстрактной и «безобидной» на первый взгляд ни казалась та или другая ветвь знания, вредители протянули к ней свои липкие щупальцы. Теплотехника и теория холодильного дела, экономгеография и рационализаторская техника, теория мелиорации, лесного хозяйства и горного дела, техника высоких напряжений и микробиология, счетоведение, статистика и ихтиология, — все они стали поприщем вылазок вредителей, имеющих две цели: во-первых, «научно» оправдать их собственную практику, во-вторых, овладеть подготовкой подрастающей смены работников науки и техники.
В настоящей статье невозможно дать анализ конкретных проявлений теоретического вредительства в отдельных областях техники или естествознания. Этим должны заняться работники данных наук, их усилиями необходимо произвести тщательный критический просмотр всей научно-технической и учебной литературы, чтобы «отделить добро от зла». Было бы, конечно, ошибочно думать, что все написанное вредителями является сплошным вредительством, но потребуется громадный труд, чтобы отобрать из работ вредителей то, что может хотя бы временно остаться без замены.
Понятно, что по своему специальному содержанию вредительские теории, скажем, в ихтиологии (рыбоведении) ничего общего не имеют с вредительством в теории балансоведения, но в конечном счете социальный смысл их один и тот же. Ученые ихтиологи, как, например, Назаровский, «доказывают», что естественные законы размножения рыб таковы, что никак нельзя выполнить пятилетку в рыболовстве, и тут же дают указания о месторождениях отдельных видов рыбы, искаженные так, чтобы, руководствуясь ими, советское рыболовство действительно получало уменьшенные уловы. В балансоведении кладется в основу такая экономическая теория, из которой вытекает, что между СССР и капиталистической страной нет никакой разницы, а также даются такие указания, как например, насчет метода определения товарных остатков, применение которых должно привести к скрытию недостач в дефицитных товарах и тем самым к созданию прорывов.
…
Даже при поверхностном просмотре писаний профессоров-вредителей часто бросается в глаза, что здесь старательно все подкрашено: за цитатой из Маркса следует цитата из буржуазного экономиста, потом снова идет цитата из Ленина, потом выступает на сцену следующий буржуазный ученый и т. д., а читателю предоставляется право выбирать. Не менее характерной чертой, чем грубая подделка под «советский стиль», является исключительное обилие математических вычислений и формул, которыми так и пестрят вредительские работы. Нагромождение сложнейших выкладок и формул, множества диаграмм в виде гармонических и показательных кривых — типично не только для сборников кон'юнктурного института Наркомфина, не только для таких шедевров, как «теория балансового учета» Рудановского (где вопросы балансоведения «решаются» — дифференциальными уравнениями термодинамики), но несомненная гипертрофия математического метода имеется и в таких «узкотехнических» работах, как, скажем, об оценке наиболее рационального направления новых железных дорог (сборник МИИТа) или даже в теории коневодства.
«Материя исчезает, остаются одни уравнения» — эта ленинская характеристика ученой поповщины в современной физике дает ключ к пониманию вредительского пристрастия к математизации любой науки. На самом деле, не станут же вредители писать прямо, что они за реставрацию капитализма, должны же они искать наиболее удобной маскировки. И нет более непроницаемой завесы, чем завеса математической абстракции. Математические уравнения сплошь да рядом придают враждебным социалистическому строительству положениям якобы бесстрастный, об'ективный, точный, неопровержимый характер, скрывая их истинную сущность.
http://www.ihst.ru/projects/sohist/papers/bolshevik/1931/2/73-81.pdf

...Москва. 1958. 1 ноября. Пастернак только что получил Нобелевскую премию по литературе. Писатели исключили его из Союза. На страницы газет хлынули письма трудящихся. "Правильное решение". "Лягушка в болоте". Экскаваторщики, нефтяники, инженеры, учителя, слесаря.

Я - в такси. За рулем нескладный мальчик лет девятнадцати. Узкоплечий, узколицый, малорослый, только руки, крутящие баранку, огромны.

Я сижу рядом с ним, а между нами, на сиденье, газета. Думать я могу только о Пастернаке. Речи писателей, статьи и письма в газетах и мой собственный грех: отсутствие мое там, в Союзе - когда его исключали - моя немота. Пытаюсь укрыться в стихи. В его стихи. Но и из его стихов на память идут только гибельные.

...На меня наставлен сумрак ночи
Тысячью биноклей на оси...

Но продуман распорядок действий,
И неотвратим конец пути...

Это "Гамлет", чуть более десятилетия назад. А вот и давние, излюбленные мною с юности:

...Дай мне подняться над смертью позорной.
С ночи одень меня в тальник и лед.
Утром спугни с мочажины озерной.
Целься, все кончено! Бей меня влет.

Вот оно и сбылось. Целятся. Влет... Конец это уже или только начало конца?

И вдруг, как в дурной мелодраме - или, точнее, так, как бывает только в действительной жизни - шофер оборачивает ко мне свое узкое лицо:

• Читали, гражданочка? - Он скашивает глаза на "Литературную Газету". - Один писатель, Пастер, кажется, фамилие, продался зарубежным врагам и написал такую книгу, что ненавидит советский народ. Миллион долларов получил. Ест наш хлеб, а нам же гадит. Я, вот этими руками, - мы стояли под красным светом, и он на секунду оторвал руки от руля, - я на комбайне. Для него убирал хлеб. А он, гадина...

Честные рабочие руки снова ухватили баранку. Зеленый. Поехали. Между мною и моим собеседником на сиденье газета: несколько прямоугольных листов. Председатель колхоза имени Ленина из села Гуляй-Борисовка "с радостью встретил сообщение о том, что Пастернак лишен высокого звания советского литератора". Старший машинист экскаватора из Сталинграда тоже доволен: "Нет, я не читал Пастернака, - сообщает он. - Но знаю: в литературе без лягушек лучше". Письмо так и озаглавлено: "Лягушка в болоте".

Непрочная вещь бумага. Ее можно смять одной рукой и выбросить за окно. Разорвать или сжечь.

Но она была между мною и моим собеседником как железобетонная стена. В его глазах великий поэт, чью поэзию и прозу я любила с отрочества, был всего лишь тунеядцем, задаром поедающим хлеб.

• Пастернак, а не Пастер, - сказала я через стену. - Все, что вам о нем говорят и пишут, - неправда. Вас обманывают. Это великий русский писатель. Он никого не предал. Он любит вас. Он сказал о вас в своих стихах:

...Превозмогая обожанье,
Я наблюдал боготворя.
Здесь были бабы, слобожане,
Учащиеся, слесаря...

Шофер не услыхал ни единого слова. Между нами стена. Мы сидели рядом, по-прежнему разделенные всего лишь листками бумаги. Но голос мой сквозь нее не долетал до соседа.

Мы приехали. Взглянув на счетчик, я протянула шоферу деньги.

• Что Пастер, что Пастернак, разницы нет, - сказал он. - Вы, гражданочка, грамотные, а газет не читаете? Не надо мне ваших двадцать копеек, я чаевых не беру.

И он вернул мне мою монету таким гордым, непреклонным движением, словно это были по крайней мере двести фунтов стерлингов, предлагаемые ему за предательство иностранной державой.

http://www.chukfamily.ru/Lidia/Publ/gnev.htm

// чота вспомнилось в связи с шумихой вокруг фильма этого, который никто не смотрел, но все уже успели осудить

А вот, к примеру, сатирический рассказ позапрошлого века: http://www.classic-book.ru/lib/al/book/872 Здесь очевидные перегибы и сгущение красок, как и полагается в сатире, но, тем не менее, невозбранно чувствуется Россия. И до сих пор российское правосудие действует примерно так же.