25 апреля 1976 года, в половине девятого вечера, Константин Петрович Богатырев, знаток русской и германской поэзии, талантливый поэт-переводчик, отдавший последнее десятилетие жизни переводам Райнера Мария Рильке, друг и горячий почитатель Бориса Пастернака и Генриха Белля, поэт-переводчик, удостоенный рекомендации в Союз Анной Ахматовой, - ранним апрельским вечером 1976 года Константин Петрович Богатырев возвращался из ближайшего магазина к себе домой, в один из многоэтажных корпусов писательского дома на Красноармейской. В руках у него была сумка с бутылкой сухого вина и каким-то печеньем. Не успел он сделать и двух шагов от двери лифта к дверям своей квартиры, как упал на пол, обливаясь кровью, с проломленной головой. Услышав крик, соседи внесли Константина Петровича в квартиру и вызвали "скорую помощь". "Скорая" доставила Богатырева в больницу. После пятидесяти двух суток тяжелых страданий Константин Петрович скончался.
В газетах ни о нападении на Богатырева, ни о смерти известий не последовало: у нас не принято сообщать об убийствах, если они случаются в Советском Союзе, а не в Штатах. Сообщать о смерти писателя и выражать соболезнование семье и друзьям покойного - принято. "Секретариат Московского Отделения Союза Писателей с глубоким прискорбием сообщает о смерти..." В эпитете перед словом "смерть" возможны варианты: безвременной, скоропостижной; возможно также: "после продолжительной и тяжелой болезни - имярек - скончался", и уж непременно; Секретариат "выражает глубокое соболезнование семье и друзьям покойного". Вот обычная формула в тех случаях, когда умирает писатель, член Союза. (Или даже, как мы видели, не Союза, а Литфонда - всего лишь.)
О смерти Богатырева, в нарушение обычая, "Литературная газета" нас не известила и никакого соболезнования никому - ни матери, ни жене, ни сыну, ни многочисленным друзьям - не выразила.
Эка беда! Не все ли равно? Ведь извещением убитого не воскресишь, а соболезнованием родных и друзей не утешишь. Но невольно задумываешься о причине молчания. Думается, причина та, что трудно составить подходящий к случаю текст. В самом деле, как быть? Секретариат "извещает о смерти... имярек... последовавшей после тяжелой болезни"? Не годится: два удара по черепу - это как-никак не болезнь. Написать: "последовавшей после удара по черепу", - нельзя, это значит - известить об убийстве. У нас убийств не бывает. (Конечно, случаются уголовные преступления: например, тот, кто собирает неугодные властям стихи, да еще комментирует их, тот - уголовник.) Как же, спрашивается, быть? Любимый выход - загнать случившееся в небытие, в немоту. И "Литературная газета" промолчала.
Однако замалчивание злодейства, как показывает опыт, никогда до добра не доводит. Оно доводит до самозародившихся или нарочно посеянных слухов. С того апрельского дня 1976 года, когда Константин Петрович, выйдя из лифта, упал в двух шагах от своей двери, мы нигде не прочли:
"В поле зрения КГБ (милиции? прокуратуры? уголовного розыска?) убийца писателя Богатырева, гражданин такой-то, попал в 1975 году, когда он..."
Выследить преступника, обнаружить и задержать его, доказать его вину и осудить за содеянное преступление - это, видимо, гораздо труднее, чем отправить в тюрьму молодого литератора, написавшего к каким бы то ни было стихам какое бы то ни было предисловие.
Розыски начались сразу. Работники следственных органов беседовали с родными, друзьями, знакомыми, соседями Константина Богатырева, с его первой и второй женой, с его сыном, с его матерью, стараясь выяснить, какова была подоплека убийства, основа для нападения. (Ограблен он не был, да и грабить у него было нечего; пьян тоже не был.) Допрашивали в больнице и пострадавшего, в те короткие минуты, когда сознание - или полусознание - возвращалось к нему. Убийц (или убийцу) он не видел, удары по голове были нанесены сзади.
К какому заключению пришло или на чем споткнулось и остановилось следствие?
"Гласность, честная и полная гласность"! А мы до сих пор, вплоть до февраля 1978 года, когда я пишу эти строки, не прочли ни в одной газете, не услыхали ни на одном собрании протокол, который начинался бы знаменательными словами:
"В ходе следствия установлено..."
Ведется ли следствие или прекращено? Что удалось установить "в ходе"? Неизвестно. Ни бывшим, ни теперешним членам Союза.
Когда гласности нет - люди питаются слухами. Самозарождающимися или распространяемыми злонамеренно.
Например, такими.
Лето 1976-го. Выйдя однажды за ворота своего сада, встречаю на главной аллее в Переделкине пожилую даму, переводчицу. Я ее не помню. Она говорит, что бывала когда-то по переводческим делам у Корнея Ивановича. Возможно. Кто только у него не бывал! Идем вместе. Теперь она приехала навестить кого-то из своих друзей в Доме Творчества. Не зная, с кем говорю, - говорю о погоде. Лето нынче позднее, вишни еще не расцвели, а обычно в эту пору они уже отцветают... Внезапно моя спутница делает большие глаза и понижает голос:
Вы слышали... Богатырев безнадежен... Сначала ему стало лучше... Откуда-то из Германии достали лекарство... Знаете, ведь он всегда был окружен иностранцами... Они и позаботились... Сначала ему сделалось лучше, а теперь - хуже... Вы слышали?
Да,- говорю,- слыхала. Костя при смерти. Когда случилось несчастье, Лев Зиновьевич Копелев срочно дал знать Генриху Беллю, а тот срочно, самолетом, прислал сюда лекарство. Они ведь были друзьями: Белль и Богатырев. И Копелев... Ведь Богатырев германист. Белль с ним дружил, бывал у него, они переписывались.
Да... Богатырев вечно был окружен иностранцами... Но, говорят, лекарство не помогло, он безнадежен... А DS слышали ли... (взгляд вокруг и полушепотом), вы слышали, теперь уже известно, кто его убил. Вы слыхали?
Я останавливаюсь. Она тоже.
Нет, - говорю, - не слыхала. Значит, милиция напала-таки на след? Наконец-то?
Его убили... сахаровцы.
Кто-о?
Сахаровцы... ну, знаете, те, кто поддерживает этого... академика.
Да что вы за чушь порете! - говорю я, скорее удивленная, чем рассерженная. - Какая чушь! Академик Сахаров - и убийство. (В эту минуту я вижу ясно лицо Андрея Дмитриевича, глаза и крупный рот, слышу медленный голос, и мое первое желание - не прикрикнуть на свою собеседницу, а рассмеяться.) Вы что же, никогда не слыхали, что Сахаров - убежденный враг насилия? Как Мартин Лютер Кинг, как Ганди?.. Да и зачем ему убивать Богатырева? Они были в прекрасных отношениях... Что за чушь!
А затем, - назидательно разъясняет мне дама, - затем убили, чтобы свалить на КГБ.
http://www.chukfamily.ru/Lidia/Proza/protsess.htm
// когда я перечитываю Лидию Чуковскую, меня преследует мысль, что мы до сих пор живём в 70-х годах. Ровным счётом ничего не меняется.
@anonymous Воспринимались примерно как сейчас путен и едро.