Лев Цимринг «Троицкий вариант» №5(174), 10 марта 2015 года http://elementy.ru/lib/432565 "А я вот не помню, как познакомился с Борей. Столько всего, что было потом, помню, а вот это — нет, не могу вспомнить. Как-то постепенно он вошел в мою жизнь. Мы были ровесниками и оба учились на радиофаке ГГУ, хоть я на курс раньше. Помню, как я поначалу обращал на него внимание со стороны, да и невозможно было не обратить: огромный, красивый, уверенный в себе, как сейчас мы это называем, cool. Ему было, в общем, плевать, что на нем надето, ходил в каких-то рваных свитерах. Однажды в мороз пришел на лекции в валенках. Девушки любили его всё равно, а может, еще и за это тоже. Помню их с его первой серьезной любовью — Инкой «Шляпой», это была сногсшибательная пара, как будто из какого-то иностранного фильма... А потом мы все-таки в какой-то момент познакомились. Может, через Павлика Милославского или Толика Абрашкина (они тогда дружили, Толик тогда еще, помню, песню сочинил с рефреном «Павля, самбля и Немцов»), а может через семинары по нелинейной физике, которые организовали у нас на старших курсах ипфановцы Андрей Басович и Толя Фабрикант. Несмотря на плейбойский вид и повадки, у Бори была абсолютно незаурядная голова и очевидная страсть к науке, это чувствовалось сразу. После окончания универа мы как-то сблизились еще больше. И по работе — как оказалось, нас в науке привлекали близкие вещи, — и в теннис часто играли в садике Свердлова, вместе тусовались... А потом я решил жениться на девушке, которую Боря хорошо знал, она была ближайшей подругой той самой «Шляпы», с которой Боря к тому времени уже давно расстался. Помню, как он меня на это «благословил»: во-первых, она, говорит, умная, а главное, не стерва, что в красивой женщине встречается крайне редко. И вот уже скоро 30 лет, как я каждый божий день (ну, почти каждый) убеждаюсь в его правоте и благодарю его за это напутствие. В науке Борю всегда интересовали задачи, связанные с динамикой, движением, неустойчивостями. Я сейчас уже задним числом подумал, что в этом наверняка сказывался его неуемный человеческий характер, драйв. Как примеры могу упомянуть серию работ по неустойчивостям и излучению волн частицами и объектами, движущимися со сверхсветовыми скоростями в оптически плотных средах, в плазме, когерентное излучение акустических волн перегретым паром, эффекты эха при нелинейном взаимодействии волн и частиц в плазме. Он очень много работал, быстро и легко писал статьи и уже в 1985 году защитился. Где-то во второй половине 1980-х мы начали с ним вместе думать над одной увлекательной задачей про распространение локализованных возмущений в неустойчивых сдвиговых течениях, встречались в обеденный перерыв, часами сидели на подоконнике рядом с НИРФИнской столовкой и писали «на коленках» формулы. Мимо туда-сюда проходили коллеги и удивлялись: «Всё еще сидите? Ну-ну...». Потом мы с ним вместе ездили в Москву рассказывать про эту работу на семинаре у Гинзбурга. Я туда попал в первый (и последний) раз, а он-то у Гинзбурга бывал и раньше, ведь считался прямым наследником знаменитой школы Гинзбурга в Горьком — через своих научных руководителей Николая Денисова и Вилена Эйдмана, которые были его (Гинзбурга) прямыми учениками. И атмосфера этого уникального семинара, и вся эта наша совместная работа — одно из самых моих ярких научных воспоминаний, хотя, к сожалению, наша статья на эту тему так, по существу, и не увидела свет, вышла только в качестве ИПФАНовского препринта. Я собрался в Америку, занялся другими задачами, Боря увлекся политикой, так мы это дело и оставили..."