Почти по горену:
Основой Российской империи, унаследованной и преумноженной Советским Союзом, была система, суть которой блестяще определил В.О. Ключевский: «Государство пухло, народ хирел». Следует только уточнить – «хирел» русский народ, за счет которого государство и справляло свои геополитические триумфы. Хорошо известны цифры, подтверждающие этот тезис.
Еще важнее то, что государство – и имперское, и коммунистическое - делало все возможное для уничтожения у русских даже намека на институты национального самоуправления. Русские должны подчиняться непосредственно государству, им не положено иного коллективизма, чем тот, который им спускает сверху власть. У них, как у народа, на котором держится основание империи, вообще не может быть других интересов, кроме государственных.
В результате трех веков целенаправленной формовки в этом духе наиболее распространенным типом русского человека сделался абсолютный этатист, который может совершать поистине чудеса трудолюбия, организованности и мужества, но только под чутким руководством строгого начальства. Как только последнее «уходит» - он становится либо апатичным и инфантильным «обломовым», либо хищным и зверино-индивидуалистичным «рвачом». Естественно, при подобной метаморфозе хочется позвать начальство, каким бы оно ни было, поскорее «вернуться». Выходит замкнутый круг.
Устрялов в общем соглашался с формулой Ключевского, но принимал ее как историческую неизбежность. Тем более, что, как ни крути, нельзя сказать, чтобы русские за свои надрывные труды и страдания ничего не получали взамен. Да, гораздо меньше, чем заслуживали, но все же… Ощущение того, что ты принадлежишь к гражданам великой державы, перед которой «постораниваются и дают ей дорогу» мировые гиганты – серьезная психологическая компенсация за домашнюю униженность и бедность. А, если взять советский период – то, кто может отрицать те очевидные социальные блага, которые впервые в своей истории получили русские (пусть и ценой собственных громадных жертв)?
Катастрофа 90-х не случайно вызвала интерес к вроде бы прочно забытой и оставшейся навсегда в своей эпохе устряловской публицистике. Очередной «уход» начальства и разверзнувшиеся после этого бездны русского падения, столь талантливо запечатленные в кинолетописи Алексея Балабанова, снова заставили задуматься о необходимости для России той самой сильной и инициативной государственности, певцом которой был теоретик национал-большевизма. Первые шаги Путина давали поводы для острожного оптимизма в этом отношении. Казалось, устряловская схема четко срабатывает второй раз в русской истории. «Ну да, русские сами собой управлять не могут, мы такие, но вот явился вождь-спаситель и под его началом мы горы свернем».