Баян вынул, жгут убрал, на бочок. От лампы тепло. На коробке с сахаром написано sugar. Идите нахуй. Никогда. Никогда русский человек не будет вам, блядям, руку подавать. Хоть один за другим в пропасть падайте, хоть обоссытесь всей канадой над нашим горем, горе-то какое, маршала жукова в дверях прищемили. Одни губы в вагоне, снаружи едет, ни одна падла не поможет, молчат, смотрят, как старик с последних сил ногами лошадь сжимает. Отпустил. Упала. Глаза маленькие. Наверно, свинья. Много их ночью по рельсам бегает со злыми лицами, каждый каждому начальник, у всех слюна в бороде засохла, иногда склеются бородами, в одну сторону бегут, где счастье дешевле и пиздюли реже. А когда паук начинает укутывать министра печати, у того всегда такое лицо, типа чего я сделал. Ну, во-первых, ты жирный. Во-вторых, я худой. А в третьих, даже самый геометрически совершенный и мимишный розовый укулелепипед есть за что посадить, а уж по тебе, мудаку, тюрьма, кладбище и дурдом хором плачут и руки тянут. Видишь вон того мужика с грудями? Они фальшивые, а все верят. Потому что в детстве мимо школы ходили. Спроси любого: почему дождь бывает? Все скажут: ярило получило в ебало, охуело и плачет. А молния ударяет в столб, потому что батюшка его проклял. И так всегда будет, потому что снаружи враг, а друг внутри давно помер. Вот и выбирай - завтра повеситься или прямо сейчас травиться. Лучше сейчас, конечно, пока не выдохлось и не сперли, дикое пойло, стремное, как не стаканом закинулся, а баяном аж в целый стакан ужалил.