http://www.svoboda.mobi/a/27570829.html
Еще раз скажу, что мой народ жил во всех пятнадцати новых странах. Четырнадцать новых стран, что логично, взялись за свое государственное строительство, опираясь на свои титульные народы. Более того, почему-то оказалось, что для всех остальных народов бывшей империи прошлый тоталитаризм связан именно с моим народом, хотя мой народ прожил семьдесят лет за колючей проволокой и просто не мог никого обидеть — мы не получали никаких преференций от тоталитаризма, зато именно мой народ, а не жителей национальных окраин, тоталитаризм травил газами, когда случилось крестьянское восстание, давил танками, когда рабочие в одном южном городе вышли протестовать против повышения цен и снижения зарплаты. Наверное, моему народу было бы проще, если бы после распада империи у него бы тоже появилась своя страна, но нет — нам так и осталась многонациональная федерация, в которой мы — просто один из многих народов. Последний среди равных.
Правителем этой федерации, когда мне было одиннадцать лет, стал пожилой деятель уничтоженной тоталитарной системы. В наследство ему досталось все от предшественника — и парламент, и свобода слова, и свобода совести, но сам он к демократии, несмотря на выученную риторику, относился не очень, любил и ценил только власть, а народу не доверял. Сначала избавился от парламента, потом навел порядок с газетами и телевидением, а карательные органы, сохранившиеся еще с тоталитарных времен, сберег и сохранил. Он дважды развязывал войны на южной окраине моей страны, он растерял здоровье в борьбе за свою власть, и когда от здоровья вообще ничего не осталось, уступил свое место начальнику карательных органов — такому же, как он, только более молодому. Мне тогда было девятнадцать.
Этот человек правит моей страной уже шестнадцать лет — сейчас мне тридцать пять. Он тоже посвятил жизнь сохранению своей власти, он тоже развязывает войны, сажает в тюрьмы политических оппонентов, ограничивает свободу слова и ведет себя как настоящий диктатор. Когда этот правитель уйдет, никто и не вспомнит, что мой народ в последние сто лет пострадал сильнее всех и от старого тоталитаризма, и от новой диктатуры. Никто не вспомнит ни о нашем парламенте, ни о том кратком периоде свободы, ни о правде, ни о Боге, ни о чем вообще — просто окажется, что во всем виноваты именно мы. Это будет неправдой, но мы обязательно в нее поверим, потому что своей правды у нас нет. И наша диктатура, и ее враги говорят нам одно и то же — что мы злой и страшный имперский народ с загадочной душой. А в ней нет ничего загадочного, мы до скучного самый обыкновенный европейский народ, которому не повезло. Если бы наша диктатура взяла мой народ в союзники, получилась бы, наверное, непобедимая империя. Если бы мой народ себе в союзники взяли враги нашей диктатуры, то от диктатуры бы ничего не осталось. И, я думаю, именно поэтому мой народ никто никогда не возьмет в союзники — это нарушило бы хрупкий баланс, который нравится и диктатуре, и ее врагам.
Я сам не охотник, но знаю песню о том, как волка обложили флажками и загоняли в ловушку, а он догадался и, хотя у волков так не принято, побежал за флажки. Я догадываюсь, что единственный шанс для моего народа — вырваться за флажки, но мой народ почему-то считает себя медведем, а не волком. Наверное, сейчас это главная ошибка моего народа.