Рассмотрим ситуацию на втором, «еврокультурном» субрегионе Восточной Европы. Здесь при мысли о культуре и свободе индивидуального развития прежде всего в голову приходят прибалтийские города, жившие по Магдебургскому или Любекскому городскому праву. Но такие примеры в типологическом исследовании хромают. Слишком схожие у них были отправные точки –– чем, к примеру, отличался быт жителей Таллина от их современников из того же Любека, где действовало аналогичный городской статут? Для чистоты компаративного анализа имеет смысл совершенно иное общество –– тоже европейское, но не христианское. Я имею в виду Крым, то есть область, населённую, как и Эстония, европеоидами, хоть и общающимися на тюркском языке. Тем не менее, их права, во многом похожие (если не равные) со скандинавскими или западноевропейскими, сказывались на поразительно сходственных традициях и обычаях.

Тут выбор аналогий весьма велик. Первый пришедший на память пример –– английский обычай отдавать благородных отпрысков на воспитание в чужую семью. Это закаляло будущего рыцаря, приучало его надеяться на самого себя в чуждом окружении. То есть делало из
него личность, а не любимца родителей, избалованного и неспособного принимать ответственные решения. Абсолютно то же имело место в Крыму. Ханы и беи отдавали своих сыновей до совершеннолетия в дружеские семьи, некоторые из которых находились весьма далеко –– в
Черкессии. И воспитатель-аталык становился ближайшим человеком, более чем просто родственником для отца ребёнка –– как и для своего воспитанника в будущем –– то есть с тем же результатом, что имел место в Англии.

Второе совпадение –– но уже не со всем Западом, а со Скандинавией –– личная свобода крымских татар. Она превосходила западную, ведь лишь в Северной Европе любой подданный имел право на ношение оружия и на ничем не ограниченную охоту в лесах и полях. Здесь опять
уместно вспомнить Англию и борца за эту свободу Робина Гуда, ведь за охоту в королевских лесах ослепляли или казнили. А крымские крестьяне обладали правом на ношение оружия, что гарантировало их личную свободу и защиту он насилия со стороны власть имущих. В этой связи напомним о надписи на надгробии Сэмюэля Кольта: «Бог создал людей разными, а Кольт сделал их равными». В реальности на надгробии оружейника –– лишь его имя и даты жизни. Но эта легенда отражает действительность, которая имела место и в Крыму, причём за много веков до рождения Кольта и даже американской демократии.

Сюда же, к проблеме равенства, можно отнести и диалог высокой и народной культур. В отличие от Московии, где этот процесс непредставим, в Крыму он шёл постоянно и не только в храмах. Как записывал великий знаток Крыма Е.Л. Марков, «чабан входит в гостиную своего хозяина в своих буйволовых сандалиях, с достоинством закуривает, опустившись на ковёр, свою трубку и протягивает руку к стоящему угощению, не сомневаясь нимало, что имеет на него равное со всеми право». [1] А потом в гостиной завязывается разговор, равно интересный для князя и его пастуха, идёт обмен мнениями на общие для обоих темы. В таком безыскусно-живом виде межкультурный диалог отмечен лишь в средневековой Скандинавии. Примеры здесь излишни –– ими буквально пересыпаны саги. Позднее эпохи викингов эта традиция, возникшая в родовом обществе, на Севере исчезла, но не в Крыму, где она сохранилась гораздо дольше: Е.Л. Марков стал её свидетелем на рубеже XIX и XX вв.

Третье совпадение с Западом –– крымская цеховая организация. Она абсолютно, до мелочей совпадала не с соседними, византийскими, а с западноевропейскими традициями. И результаты следовали те же: правовая автономия как источник, питавший психологию индивидуальности и творческая свобода как условие самовыражения в создании шедевров ремесла.

Четвёртое совпадение –– выборность правителя. Она существовала в странах Балтийского мира с древности до XVI –– XVII вв., потом исчезла, ликвидированная автократическими режимами правления. Но в Крыму выборность ханов сохранилось во всей полноте древних традиций на всём протяжении истории государства, оборвавшейся в последней четверти цивилизованного XVIII века.

Пятое совпадение –– народная поэзия Средневековья и более поздних периодов. Здесь плодотворно работали многие десятки поэтов, чьи сборники стали известны за рубежом гораздо раньше, чем началось издание исландских саг в Европе.[2] В своё время исландские скальды
умолкли навсегда –– но не более молодые крымские их собратья. Как записывал английский исследователь XVIII –– нач. XIX вв., «Здесь в постоянном обращении среди народа находится огромное количество поэтических произведений (great many poems)».[3] И, аналогично датской традиции, огромное внимание крымцы уделяли зарубежной литературе и исторической науке.

Приведём лишь один пример из множества. Средневековый поэт Реммал-Ходжи перевёл на крымскотатарский язык 10 книг, «одни с иврита, другие с персидского языка, да ещё сверх того составил 12 книг из Хусниях, истории в стихах, собрав их в два дивана, расположенных по алфавиту, в которых увековечены тысяча газелей, более ста касыд и от семидесяти до восьмидесяти
весёленьких статеек (очевидно, литературных рассказов или преданий)».[4]

Следует также заметить, что крымцы собирали и хранили книги куда бережнее своих исландских современников, которые уже в Новое время, случалось, пускали листы старинных пергаментов на портновские выкройки. Так, другой английский гость Крыма отмечает: «В каждом татарском доме одна или несколько рукописных копий Корана, прекрасной каллиграфии. Дети рано научаются не только читать, но и переписывать его».[5] То есть, они становились litterati с детства. Но, конечно, имелась в крестьянских домиках и художественная литература –– иначе для кого писали крымские поэты и сказители? Последний пример такого рода: русская княгиня заходит в обычную саклю в Куркулете (Южный берег Крыма) и с удивлением обнаруживает, что «на перекладинах или балках под самым потолком... лежит священный Коран и другие книги».[6]

[1] Марков Е.Л. Очерки Крыма. Картины крымской жизни, истории и природы. Симферополь: Таврия, 1995. С. 312
[2] Ассеб о-ссейяр, фи ахбари мулюки татар или Семь планет в известиях о царях татарских, содержащий историю
крымских ханов от Менгли-Гирей хана I-го до Менгли-Гирей хана II-го, то есть с 871/1466 по 1150/1737 г. Сочинение
Сейида Мухаммеда Ризы / Пер. и подг. А.К. Казем-бек. Казань, 1832. С. XXI; Смирнов В.Д. Крымское ханство под
верховенством Отоманской Порты в XVIII ст. Одесса: Тип. А. Шульце, 1889. С. 458–459.
[3] Lyall R. Travels in Russia, the Krimea, the Caukasus and Georgia. Vol. I. London: T. Cadell, 1825. Р. 350
[4] Tarih-i Sahib Giray Han / пер. в.Д. Смирнова (Архив востоковедов Института восточных рукописей Российской
академии наук. Ф. 50. Оп. 1. Ед. хр. 114. Л. 71).
[5] Travels in various countries of Europa, Asia and Africa by Edward Daniel Clarke LL.D. Part I. Russian Tartary and Turkey.
London: T. Cadell, 1810. Р. 520
[6] Воспоминания о Крыме кн. Е. Горчаковой. Т. I-II. М.: О-во распр. полезных книг, 1883-1884.Т. 1. С. 156