Жил в XIX веке в Москве один юродивый Иван Яковлевич Корейша. Времена были уже цивилизованные, поэтому жил он, как и полагается, в психушке. Был весьма известным персонажем, упоминался Толстым, Островским, Достоевским, Лесковым и т.п. В фильме "Женитьба Бальзаминова" фраза маменьки «…Солидные–то люди, которые себе добра–то желают, за всякой малостью ездят к Ивану Яковличу, в сумасшедший дом, спрашиваться; а мы такое важное дело да без совета сделаем!» тоже про него.
А теперь, собственно, амбула. Копипаста из книги И.Г.Прыжова "26 московских лже–пророков, лже–юродивых, дур и дураков"
Еще при жизни Ивана Яковлевича, когда он лежал недвижим, а из–под него текло, служителям ведено было посыпать пол песком. Этот–то песок, намоченный из–под Ивана Яковлевича, поклонницы его собирали и уносили домой, и песочек от Ивана Яковлевича стал оказывать врачебную силу. Когда же умер он, то многие приходили издалека и покупали песочек у сторожей. Песочек стал истощаться, а цена ему возросла, и вот прозорливые сторожа носили песок со двора, мочили его уж из–под себя и продавали, но, несмотря на всё это, сила в песочке оставалась та же самая. Одна из таких–то поклонниц, купившая песочек, вылечила им своего сына, ребенка. Разболелся у ребенка животик, мать и дала ему в кашке полложечки песочку, и ребенок выздоровел.
Скорбная весть о  смерти его быстро пронеслась по всем концам Москвы: множество  поклонников спешило к нему из–за Яузы, из Таганки, из Замоскворечья, и  все несли ему уксусу, спирту, духов, масел для умащения его тела. Два  дня стоял он в своей комнате, и масса народа не отходила от него,  прикладывалась к нему и помазывала его для уничтожения появившегося  зловония. Благоразумные же поклонники, опасаясь, что от усердного  натирания труп окончательно испортится, сочли нужным вынести его в  часовню. 
Из опасения, чтоб не украли тело Ивана Яковлевича, стоявшее  в часовне, сначала приставили к нему сторожа, а потом внесли в церковь,  откуда уже никак нельзя было его украсть. Во все это время шли дожди и  была везде страшная грязь, но, несмотря на то, во время перенесения тела  из квартиры в часовню, из часовни в церковь, из церкви на кладбище  женщины, девушки, барышни в кринолинах падали ниц, ползали под гробом,  ложились по дороге, чтоб над  ними   пронесли  гроб.   Принесли  его  в   церковь.
Вату, которой заткнуты были у покойника нос и уши, после  отпевания делили на мелкие кусочки. Наконец, многие приходили к гробу с  пузырьками и собирали в них ту влагу, которая текла из гроба. Должно  думать, что и эта влага будет оказывать целебное действие на детей.  Срачицу, в которой умер Иван Яковлевич, разорвали на кусочки. Пришли  солдаты его обмывать, но женщины вытолкали солдат вон, как недостойных, и  сами его обмыли, и ту воду, которой обмывали, тут же выпили. 
Некоторые  изуверы, по уверению многих, отгрызали лаже щепки от гроба. Бабы  провожали гроб воем и причитаниями: «На кою ты нас, батюшко Иван  Яковлевич, оставил, покинул сиротинушек (это слово пелось и тянулось  таким тоном, что звенело в ушах), кто нас без тебя от всяких бед спасет,  кто на ум–разум наставит, батюшка–а–а?» Многие ночевали около церкви.   Долгое время на могиле служили до двадцати панихид в день.
