Это было весной 94 года. Официальные хомуты из студенческих профкомов что-то там должны были подписывать с вице-премьером. Под это дело свезли к Белому Дому из московских институтов и вузов ближних к Москве областей тысяч пять студенческого молодняка на автобусах. Народ пил пиво, грелся на солнышке и оттягивался. Тут пришел я с мегафоном и комсомольский лидер Игорь Маляров. Маляров тогда был не то, что теперь. Не заплывший жиром и отупевший от пьянства боров, а герой баррикад 93 года, только что вернувшийся из Минской эмиграции, задумчивым внешним видом напоминавший европейского интеллектуала-троцкиста. «Давай, — говорю я ему, — призовем народ к революции». «Побьют», — опасливо поежился Маляров. «Да не побьют. А позовут ментов — переночуем в каталажке». И понеслось. «Те, кто за этим забором не хотят нас слышать, но они нас услышат. Вся власть студентам!». Народ, видя такое шоу, одобрительно, похрюкивал пиво и солнце делали свое дело. Когда дело дошло до лозунга «Пусть министр живет на одну стипендию!» за ограду полетели пустые пивные бутылки. Мы взгромоздились на строительный вагончик турецких рабочих, ремонтировавших Белый дом после расстрела. Внизу у наших ног бушевала уже достаточно заведенная толпа. «Чего дальше делать», — спросил я Малярова. Я был всерьез растерян и снова не знал, что делать с революционной массой, которая признала тебя за вождя. Как тогда в ноябре 91-го года на Красной площади. Маляров знал. В октябре 93-го он построил немало баррикад. Выскочит эдак посреди улицы с мегафоном, заведет народ, народ перевернет троллейбус, налетит милиция, а Маляров уже далеко, в другом месте баррикаду строит. Маляров говорит: «Строим народ в колонну, перекрываем движение на Калининском проспекте». Тут уже мне в голову пришло, что побьют. Но что же я, революционный анархист меньше революционер, чем комсомольский вожак. А народ потек, потек, бутылки летят уже в витрины… На перекрытии народ не остановился. Все-таки не цепочка из 20 человек, а пять тысяч. Колона потекла по середине Калининского проспекта к центру, к Кремлю. Где-то у кинотеатра «Октябрь» меня как заводилу, державшего мегафон, свинтили менты. И ночь я провел в клоповнике на нарах страшно довольный собой. На следующий день мне сказали: «Видели тебя по телевизору — весь такой революционный — вылитый Кон-Бендит». Через несколько дней я и стал официально Кон-Бендитом — лидером созданного профсоюза «Студенческая защита».