Нинке на заметку: https://twitter.com/naukaiprogress/status/1093405515273560064

Эндшпиль: https://vk.com/@leftradicalmuslesplatinum-pavshii-bolivarskii-bog "... Самый сильный аргумент против государственного контроля над средствами производства и перераспределением благ в том, что этот контроль не работал и не работает. Доказательства, как говорится, на лицо. За время моей жизни, я увидел как социализм потерпел крах в Китае, Советском Союзе, Восточной Европе, на Кубе, в Никарагуа. И сегодня мир наблюдает за его падением в Венесуэле, где он потратил миллиарды нефтедолларов только для того, чтобы жители Венесуэлы стали жить ещё хуже, чем до него. И всё равно, многие люди продолжают настаивать на альтернативе капитализму, отказываясь признать, что основа этой альтернативы базируется на ложных предпосылках и на ложной эпистемологии. Ещё в начале 1940-х годов Фридрих Хайек показал невозможность централизованного планирования и его катастрофические последствия в своей классической книге "Дорога к рабству". Книга Хайека вдохновила венгерского экономиста Яноша Корнаи посвятить целый том, озаглавленный "Социалистическая система", чтобы продемонстрировать обоснованность его утверждений. "Синоптическое заблуждение" - вера в то, что маленькая группа людей может обрабатывать и хранить всю информацию, которую распространяют миллионы участников рынка, утверждал Корнаи, заставляет номенклатуру принимать катастрофические решения, которые разрушают производство и распределение. Попытки "исправить" эти проблемы только усугубляют ситуацию по тем же самым причинам, что приводит к целому ряду экономических катастроф, которые делают экономику полностью дисфункциональной, а потом следуют Гулаги, камеры пыток и массовые казни, когда номенклатура начинает искать "саботажников" и козлов отпущения. Синоптическое заблуждение, которое усугублялось необъятными денежными тратами, безудержной коррупцией и популистским авторитаризмом, вот, что привело Венесуэлу к катастрофе сегодня, а также оно объясняет почему социализм больше не является жизнеспособной идеологией для никого, кроме как для фанатично верующих, которым когда-то был и я. Для таких людей утопические идеологии приносят счастье в их собственную жизнь и даже в жизнь тех, кто их окружает, которые тоже живут своими мечтами и фантазиями. Но когда они берут власть над странами и народами, их безобидные мечты превращаются в кошмары для множества людей. ... И тем не менее, рынки продолжают работать для большинства, также как и либеральная демократия. Это потому что капитализм предоставляет пространство для изобретательности и инноваций, в то время как либеральная демократия предоставляет пространство для свободного исследования и самокоррекции. Прогресс и реформы могут казаться безумно медлительными в таких обстоятельствах, особенно при попытках исправить серьёзную несправедливость или противостоять экзистенциальным угрозам, вроде климатических изменений. Но я научился с опаской относится к тем, кто считает, что идеальное должно быть врагом хорошего и кто апеллирует к нашей нетерпеливости экстравагантными обещаниями утопии. Если, как утверждает Денин, либерализм стал жертвой своего собственного успеха, следует отметить, что социализм не имеет никакого успеха, чтобы стать его жертвой. Основы либерализма можно укрепить, а социализм построен на песке и из песка. Наверное поэтому, Карл Поппер выступал за осмотрительные, частичные реформы общества и рынков, потому что, как и в любом другом эксперименте, можно выявить и изолировать проблемы и внести исправления, меняя только одну переменную за раз..."

https://vk.com/@leftradicalmuslesplatinum-pavshii-bolivarskii-bog "...В течении следующих нескольких дней и недель, когда я ездил по Венесуэле, я начал общаться с "контрреволюционерами" и они предоставили мне доказательства глубоких проблем в стране, на которые мои друзья чависты могли ответить только пустой риторикой. В индустриальном районе Гуаяна штата Боливар, я брал интервью у рабочих национализированных отраслей, которые рассказывали мне о коллапсе этих отраслей. Я мог подтвердить их слова скрытой съемкой на камеру, сделанной одним рабочим, который использовал мою видеокамеру, и который снял запись разрушенного интерьера национализированного завода, где не было ни души в разгар рабочего дня. В Каракасе я встретился с оппозиционными активистами по защите прав человека, лидерами профсоюзов и левыми академиками. Недостающие части головоломки начали становится на свои места, реальность боливарианской катастрофы просто ошеломила меня. Эмилио Кампос, тогда главный секретарь Carbonorca, национализированного завода по производству кокса, описал мне Боливарианскую революцию как ни что иное, чем "медиа-шоу". Он назвал себя "революционером, который ищет плюрализм идей и баланса в стране, не только для одной партии, или одного сектора общества. Я верю в свободу мысли, в разнообразие идей. Но гегемония власти делает тебя ограниченным". Но настоящим поворотным пунктом для меня стало интервью с журналистом Дамианом Пратом, чью необычную книгу "Guayana: El milagro al reves" ("Гуаяна: обратная сторона чуда") я прочитал за два или три дня, пока ехал на автобусе в Гуаяну из Мериды. Интервью состоялось через день или два после шокирующего избиения чавистами нескольких оппозиционных депутатов во время официального заседания Национальной Ассамблеи. Государственное телевидение прервало трансляцию во время избиения и после него, когда оппозиционных депутатов доставили в больницу. Я все еще был поражен кадрами, которые некоторые храбрые депутаты сняли на свои мобильные телефоны и потом слили в прессу. Я встретился с Пратом в офисе ежедневной газеты Correo del Carroni. Когда я включил камеру, Прат криво усмехнулся. "Некоторые из вас, из критически настроенных интеллектуальных кругов Европы и США, похоже считают нормальным, что наши страны в Латинской Америке имеют деспотические правительства, а политические процессы полны злоупотреблений, которые вы бы в своих странах не терпели ни минуты. Нет, в своих собственных странах вы бы воинственно отвергали те самые вещи, которые происходят здесь и которые далеко от вас, там где это так интересно и экзотично". Я почувствовал, как моё лицо покраснело и я вдруг почувствовал как весь мой мир перевернулся...."

Исповедь левака: https://vk.com/@leftradicalmuslesplatinum-pavshii-bolivarskii-bog "Павший Боливарский Бог Я переехал в Калифорнию из Библейского пояса в середине 70-х в поисках просвещенных соседей. Я знаю, как это жить изолированной жизнью. Я был одинок на ферме моего отца в Южной Оклахоме. Я прожил на ферме пять лет, перед этим прожив в военной школе, и я жаждал кампании умных, разнообразных людей, которых когда-то встретил среди своих армейских побратимов. Став за несколько лет перед этим христианином, я надеялся, что Беркли предложит мне более глубокую веру, чем ту, которую я увидел в фундаменталистских церквях. ... Прежде всего, среди поэтов, которых я переводил в годы Сандинистской революции, был Эрнесто Карденал, революционный священник и сандинистский министр культуры. Карденал и другие идеологи "теологии освобождения" проповедовали синтез марксистской революционной идеологии и христианской теологии, и они меня вдохновляли в те времена. К 2004 году я больше не считал себя христианином и моя вера в марксизм подверглась сомнениям. И тем не менее, я считал себя в какой-то степени социалистом и верил, что Карденал сможет меня убедить в том, что искра социализма не погасла в Латинской Америке. Он был просто обязан меня в этом убедить. В конце нашего интервью, я попросил его назвать мне проекты в Латинской Америке, которые вселяют в него надежду и он не упомянул (хотя я думал, что он упомянет их) сапатистов. "Боливарианская революция" - объявил он. Он считал, что президент Уго Чавес делает интересные вещи в Венесуэле, и он призвал меня поехать туда и самому посмотреть. И вот, в декабре того года, желая узнать больше, я улетел в Венесуэлу на рождественские каникулы из Колледжа Беркли, где я преподавал английский язык. Я сразу же встретился со своими левыми единомышленниками в маленьком городке Андреан штата Мерида, которые мне показали большую часть боливарианской общины города. Я был так вдохновлён, что решил взять годичный отпуск в колледже, чтобы следить за боливарианским процессом из первых рук. Это так же трудно, как и не комфортно, возвращаться в предыдущее мировоззрение из более позднего, прошедшего "эволюцию" или более развитого. Я не хотел бы признавать, что когда-то я верил, что Иисус воскрес из мёртвых, но я верил. Я также верил, что социализм сделает нас всех братьями и сёстрами и положит конец тому, что мы с товарищами называли "капиталистическое угнетение". Имеющиеся научные и статистические данные (не говоря уж о здравом смысле) сильно противоречат вере в телесное воскресение мёртвых. История вынесла приговор социализму. Этот вердикт обычно отклоняют на том основании, что были испробованы только искажённые версии социализма; если социализм стремился объединить человечество, но все предыдущие версии социализма не смогли этого сделать, из этого следует, что настоящий социализм ещё не был испробован. Очень редко верующие в социализм учитывают то, что в самой логике социализма что-то неверно. В книге 1993 года "Post-Liberalism: Studies in Political Thought", английский философ Джон Грей писал, что советский социализм заставил своих граждан столкнутся с "обширной Дилеммой заключенного, в которой каждый был вынужден действовать против своих собственных интересов и, таким образом, прямо или косвенно, воспроизводить порядок (или хаос), в котором он был заключенным. Так советские граждане были вынуждены конкурировать между собой, чтобы взобраться по ступеням номенклатуры, преследуя обычные жизненные блага путём партийной активности или, в крайнем случае, путём доносов и клеветы друг на друга, и таким образом ежедневно поддерживали систему, которая держала их всех в плену". Это не совсем оптимальные условия для построения общества. ..."

История сношений капитализма с социалистами, акт. №∞ : https://vk.com/wall-50177168_829220?reply=829332 "Несколько эпизодов, из истории отношений США и лидеров Венесуэльского социализма. Придя к власти, Уго Чавес сразу же начал политику на обострение отношений к США. И это не смотря на то, что Америка была крупнейшим торговым партнером. Президент Венесуэлы начал активную поддержку Ирана и Кубы, назло проклятым «гринго». При этом никаких санкций за национализацию нефтяной отрасли США не вводили, в отличие от Ирана и Кубы. Потому что Чавес провел ее более-менее цивилизованно, с выкупом долей. Позже торговля только росла и США фактически финансово поддерживали власть Уго. Только спустя десять лет он таки добился экономических санкций для своей страны. Но они были довольно смешные, касались только одной компании и никаких эмбарго с арестами счетов. Конечно, как и любой поехавший левак, Чавес везде рассказывал про заговоры США против себя и сам объявил себя их мишенью. В левацкой среде ходит легенда, как американцы устроили переворот 2002 года. Уго потом громко заявлял, что имеет неопровержимые доказательства их участия. Конечно, он их так никогда и не предоставил. Зато есть интересный факт - посол США предупреждал Чавеса о заговоре, а позже и о готовящемся покушении. Это подтвердили официальные лица обеих стран. Но Уго продолжал рассказывать, как его хотят убрать чертовы гринго. Как известно, покушение не состоялось, и он помер от рака. Но некоторые особо одаренные леваки и в этом обвинили… угадайте кого?) Несмотря на старания властей Венесуэлы испортить отношения с США, американский бизнес продолжал работу в этой стране. Например завод Дженерал Моторс обеспечивал работой примерно 2700 человек в штате Зулия. В 2017 году власти, уже при Мадуро, захватили и закрыли нахрен этот завод. Как раз в разгар обострения экономической катастрофы и массовых демонстраций. Тысячи людей лишились работы, но зато Мадуро показал, какой он крутой и независимый!"

Cold War. We can repeat!

Крававые буржуйские трамписты вооружившись капиталистическими правами человека мешают честным феминисткам вершить революционный суд над классовыми врагами: https://vk.com/wall-50177168_828181 "Различные активистки из движения #Metoo сделали практически все возможное, чтобы девальвировать значение таких слов, как домогательство и изнасилование. Если пару месяцев назад истории про то, как по крайне сомнительным обвинениям или даже заведомо ложным, молодым школьникам и студентам просто ломали жизни, были довольно частыми. То в последнее время этот тренд начал меняться, благодаря министру образования США Бетси Девос, которая продвигает новые изменения в Title IX- поправки, регулирующей как раз случаи сексуальных домогательств. Как только ветер начал меняться, активистки стали писать во все лево-либеральные газетенки, в основном New York Times, статейки и мнения о том как все плохо теперь будет. Так Алиссия Лидэр- активистка и выпускница юридического факультета Гарварда- жалуется, что ее якобы "насильник" не был исключен из университета и выпускался вместе с ней. Причем по обвинениям Алиссии против этого парня было инициировано расследование, но университет не нашел доказательств его вины. Тогда наша активистка пошла в суд, ну естественно, если против вас было совершено насилие, то логично подать иск против предполагаемого преступника, да? Нет, не в случае Алиссии. В суд она то пошла, но иск она подала против Гарварда. Впрочем, дело было отклонено еще на начальном этапе рассмотрения. Посетовав на то, как несправедлив мир, Алиссия пишет, что вот теперь у ее "насильника" имеется работа, а это прямая дорожка, чтобы стать Харви Вайнштейном номер 2. Так в чем эта "несправедливость"? Несправедливость эта, видимо, определенные изменения в Title IX (https://www2.ed.gov/about/offices/list/ocr/docs/proposed-title-ix-regulation-fact-sheet.pdf ) , которые делают крайне сложным возможность на ровном месте разрушить человеку жизнь. Вот они: 1) Право на перекрестный допрос свидетелей. 2) Право видеть доказательства, направленные против вас. 3) Прекращения практики расмотрения дел лишь одним человеком 4) Определение сексуального домогательства, в соответствии с определением в законе. 5) Определение сексуального насилия, также в соответствии с определением в законе. Самые интересные это 4 и 5 пункты, ведь определение сексуального насилия этими активистками далеко от юридического определения этих терминов. Ну и вдобавок там есть еще пункт, снимающий с образовательного учреждения ответственность за преступление, которые не лежат в плоскости образования и учебного процесса. В общем теперь, университетам и активисткам будет не так просто повесить клеймо насильника на невиновного человека. https://www.nytimes.com/2019/01/29/opinion/devos-sexual-assault-college-rule.html?action=click&module=Opinion&pgtype=Homepage "

Houseki no Kuni Ch 75. Ох, ё (хотя к этому всё шло). Дальше спойлер:

Феминизм курильщика: https://reason.com/archives/2019/01/28/the-future-is-female-and-shes "The Future Is Female. And She's Furious. Is rage the future of feminism? In October, a few days after Brett Kavanaugh was sworn in as a Supreme Court justice, The Washington Post published one woman's account of channeling her rage into half an hour of screaming at her husband. "I announced that I hate all men and wish all men were dead," wrote retired history professor Victoria Bissell Brown, entirely unapologetic despite conceding that her hapless spouse was "one of the good men." While Brown's piece was more clickbait than commentary, it was an extreme expression of a larger cultural moment. 'Tis the season to be angry if you're a woman in America—or so we're told. The storm of sexual assault allegations that nearly derailed Kavanaugh's confirmation was just the latest reported conflagration of female fury. The Kavanaugh drama coincided with the first anniversary of the downfall of the multiply accused Hollywood superpredator Harvey Weinstein. But this decade's wave of feminist anger had been building for several years before that—from the May 2014 #YesAllWomen Twitter hashtag, created to express women's vulnerability to male violence after woman hater Elliot Rodger went on a shooting and stabbing rampage in California, to the November 2016 election, in which the expected victory of America's first woman president was ignominiously thwarted by a man who casually discussed grabbing women's genitals. While the "female rage" narrative does not represent all or even most women, there is little doubt that it taps into real problems and real frustrations. The quest for women's liberation from their traditional subjection is an essential part of the story of human freedom—and for all the tremendous strides made in the United States during the last half-century, lingering gender-based biases and obstacles remain an unfinished business. But is rage feminism (to coin a phrase) the way forward, or is it a dangerous detour? The case for rage is made in two new books published almost simultaneously in the fall: Rage Becomes Her: The Power of Women's Anger, by activist Soraya Chemaly, and Good and Mad: The Revolutionary Power of Women's Anger, by New York columnist Rebecca Traister. Traister's book is, despite its forays into the history of American feminism, very much of the current moment. It is dominated by the 2016 presidential race, the Women's March, and the #MeToo movement. Traister believes that Donald Trump's election woke the "sleeping giant" of female rage at the patriarchy. (Along the way, she seems to suggest that pre-2016 feminism was a mostly "cheerful" kind, with a focus on girl power and sex positivity—an account that airbrushes not only #YesAllWomen but many other days of rage on feminist Twitter and on websites such as Jezebel.) She wants women to hold on to this anger and channel it into a struggle for "revolutionary change," rather than to move on and calm down in deference to social expectations. "Our job is to stay angry…perhaps for a very long time," Traister warns darkly. Rage Becomes Her provides a broader context for this anger. Chemaly, the creator of that #YesAllWomen hashtag, sets out to count the ways sexist oppression continues, in her view, to permeate the lives of women and girls in America. Her indictment includes inequalities in school and at work, ever-present male violence, rampant and usually unpunished sexual assault, the sidelining of women in literature and film, male-centered sexual norms, subtle or overt hostility toward female power and ambition, and a variety of petty indignities, from "mansplaining" to catcalls to long bathroom lines. Like Traister, Chemaly sees women's long-suppressed anger as a necessary driver of change.[...]"

Феминизм здорового человека: https://www.libertarianism.org/columns/feminism-does-not-demand-collectivism "Feminism Does Not Demand Collectivism by Elizabeth Nolan Brown Libertarian feminists offer a thoroughly individualist version of feminist thought rather than the common collectivist understanding. Collectivism: the practice or principle of giving a group priority over each individual in it Individualism: a social theory favoring freedom of action for individuals over collective or state control “But…isn’t feminism collectivist?” As a self-proclaimed libertarian feminist, that’s a question I’m confronted with frequently—and not without some good reason. After all, libertarianism is a political philosophy concerned with maximizing individual liberty, while feminism in its most prevalent form today tends to be heavy on groupthink, government solutions, and prioritizing an alleged greater good over freedom of expression, free association, and personal autonomy. Yet there’s nothing inherent in feminist philosophy and activism that says it has to be this way. Throughout the history of modern feminist movements, tensions have arisen between individualist or libertarian feminists and their counterparts of more collectivist and socialist bents. Within these divisions lie disagreements that are prone to plague many movements. Consider a set of related questions: Should social change come from voluntary action or top-down tactics? Can we count on spontaneous order and markets to produce equitable conditions for different groups of people? What is the end goal, actually—equality of opportunity or equality of outcomes? How much should identity matter under the law? Feminists have also been long divided over questions of womanhood and manhood, femininity and masculinity. Consider another set of questions: Is biology destiny? Are ladies from Venus and men from Mars? Is gender a construct? A binary? Will boys be boys? Can women “have it all?” To libertarian feminists, the first set of questions is simple. The only way true social change can happen is without the use of government force—i.e., by changing hearts and minds, rather than changing the laws. In policy terms, our goals are to tear down state-sanctioned sexism where it still exists—whether that sexism seems to benefit men or women more—and advocate for systems where sex and gender are irrelevant to how one is treated by agents of the state. Equality of outcomes is an okay thing to desire but not an okay thing to accomplish through legislative fiat (from a moral or practical perspective). While often framed as well-intentioned attempts to correct for historic discrimination, trying to officially give women a “leg up” over men only winds up enshrining a separate-but-equal status under the law—a status that will backfire against women ultimately. Considering all of this, our answers to the second set of questions are somewhat irrelevant. Sure, individual libertarian feminists might have strong and differing opinions on them. But when we get the state out of sex and gender, we rightly return these topics to the realms of science, philosophy, business, religion, and personal relationships.[...]"