Потом маме и похоронка пришла, в которой вместо Лешиного стояло другое имя, — Миша. Только фамилия была правильная — Снакин.
Про Мишу — паренька, погибшего, уже когда Леша служил, мама слышала. Мишу задавили человеческие тела — так перевозили солдат в этой части, загружая транспорт людьми без меры и вне правил. Миша задохнулся

Г. Ю. Любарский. Рождение науки. Аналитическая морфология, классификационная система, научный метод. (2015)

В Советском Союзе, например, как и в многих других интересных странах, был принят простой и понятный подход к истории: древние мало понимающие людишки копошились так, потом сяк, потом ещё как-то, потом случилась Великая Октябрьская Социалистическая Революция, и их копошения стали представлять исключительно исторический интерес, поскольку наступила Новая Прогрессивная Эра, В Которой Всё Идёт Правильно (и по ясным законам).

Вот как эта идея продолжает просвечивать сквозь постсоветский курс истории, несмотря на исчезновение коммунистической идеологии, так и в околонаучных кругах многие не стыдятся оживлять франкенштейнов XIX — начала XX века, созданных популярной (и по распространённости, и по уровню доходчивости) точкой зрения, что Современная Наука — единственная и неповторимая, что до её возникновения человечество лишь искало пути к ней же одной (как, например, в христианстве «приличных» древних философов задним числом записывали в «хорошие люди, хоть язычники и не совсем наши»), что она всё объяснит и обеспечит прогресс в чём угодно при приложении достаточных усилий, в отличие от древних и современных бредовых воззрений. И пускай у какого-нибудь Ньютона в голове творилось чёрт те что, ничуть не напоминающее идеал «научной картины мира», — это считается возможным опустить, списать на негативное влияние «некультурной» среды.

В своей небольшой книге сами_знаете_кто, погружаясь в процесс рождения ботаники, показывает, насколько это представление об уникальности и независимости научного подхода не соответствует реальности, как на уровне научных практик, возникших задолго до самой науки, так и на уровне способов мышления, развивавшихся и перерождавшихся в конкуренции между собой. Значительную часть сказанного можно (и нужно) приложить отнюдь не только к ботанике, и отнюдь не только к далёким от нас векам; часто за текстом встают (по крайней мере, уже знакомым со взглядами автора читателям) далеко идущие сравнения и вопросы, а кое-что говорится и прямым текстом.

Книга жизненно необходима армии военов от «науки», кидающихся фамилиями Поппера, Докинза и пр., дабы не повергать более в стыд своих приличных собеседников.

В интернете, кажется, текста нет, могу дать почитать.