«Альфа» осторожно продвигалась по коридору. В коридоре здания донецкой обладминистрации ветер, врываясь в разбитые окна носил полиэтиленовые пакеты и оранжево-черные ленточки, неприятно завывая в горлышках пустых бутылок из-под виски и рома. Едва слышно хрустело стекло под тяжелыми натовскими берцами.
Первый этаж напоминал мясокомбинат , если бы в нём устроили бал-маскарад, на тему афганской войны. Трупы лежали в неестественных позах, навзич или свернувшись в трогательные клубки у стен, закрыв от ужаса голову руками и замерев. Здесь явно погулял «Печенег» или ПКМ, нещадно взрыхлив комки и бронежилеты, украсив стены и пол глубокими дырами. Тяжело смердела кровь, моча и фекалии. Командир отделения поморщился под балаклавой и повёл команду наверх по лестнице.
Когда сообщили, что в помещении обладминистрации твориться какая-то вакханалия, старый полковник СБУ громко ругался и проклинал неуправляемых сорвиголов из батальона «Азов», которые уже несколько раз за последние сутки грозились самовольно пойти на штурм последнего оплота террористов. Однако выяснилось, что азовцы в полном составе находились в полевой части. Стало ясно, что кроме самих террористов стрелять никто не мог. Группа выдвинулась немедленно, однако последние выстрелы замерли, когда бойцы пересекли площадь перед зданием. Полковник готов был поклясться, что среди эха стрельбы слышал чей-то истерический смех, но делиться ни с кем не стал.
Второй этаж выглядел не менее плачевно чем первый, широкий зал был покрыт бородатыми и усатыми телами , причем, видимо, перед смертью все они пытались прорваться на завешанный красной тряпкой балкон, однако удалось это лишь одному гражданину. Его тело лежало поперек балкона на спине. Лицо гражданина даже после смерти имело придурковатое и слегка удивлённое выражение, напоминающее гримасу Шарикова из бессмертного шедевра советской кинематографии. Из внутреннего кармана развороченного очередью пиджака выглядывал фиолетовый фаллоимитатор выглядевший в общей трагической обстановке донельзя неуместно.
В воздухе ещё пахло пороховыми газами. За стойкой бара после беглого осмотра зала, бойцы обнаружили тело тучного бородатого человека в одной папахе. Рядом со спущенными на лодыжки штанами лежал солдат, не то кавказской, не то среднеазиатской, с кровавой раной в области паха. Солдат едва заметно двигал ногой, очевидно агонизируя.
Внезапно из-за двери в конце зала громко и неприятно брязгнула гитара и гнусавый от слёз голос затянул «Четвёртые сутки пылают станицы, горит под ногами Донская земля…»
Команда, пригнувшись, бросилась к двери. Полковник громко потребовал от певца бросить оружие и лечь на землю. В ответ гнусавый голос крикнул «Корнет, что за суматоха в ординарской? Немедленно доложите обстановку! Корнет!»
Не дожидаясь продолжения, полковник ввалился в дверь и бросился на пол, сжимая в руках именной «Форт». Выстрелов не последовало, хотя полковник неуклюже наступил на тело молодого человека в комке с нашивкой организации «РНЕ». Команда стремительно ворвалась в комнату, замерев в стойке на правом колене.
В конце зала возле окна, за круглым беседочным столиком сидел человек. Казацкий мундир всевеликого войска Донского с нашивками СС и личными знаками отличия генерала Краснова выдавал в нем бывшего наркома обороны ТО «ДНР» Гирькина. Он держал на коленях потрепанную гитару «Трембита» без одной басовой струны и меланхолично протягивал бокал с красным вином сидевшему напротив усатому офицеру в форме ВДВ СССР. Гирькин не обратил на «Альфу» ни малейшего внимания, продолжая общаться с товарищем. Товарищ был мертв. В его развороченном животе возлежало дуло единого пулемёта, с пустой ленточной коробкой.
«Корнет Безлер, я требую доложить обстановку по форме и уставу иначе вы будете с позором изгнаны из армии его императорского величества!» - не унимался Гирькин. Внезапно, как будто что-то вспомнив, он вновь взялся за гитару, однако взгляд его привлекли шесть бойцов в черной униформе с большой надписью «СБУ» на груди.
«Чем могу быть полезен, господа офицеры? Дайте угадаю, его императорское величество наконец-то узнало о нашем тяжелом положении и прислало резервы? Однако это уже излишне, мы с корнетом уже подавили мятеж и отбили атаку кайзеровских рептилий. Родина может спать спокойно. Честь имею!». Как будто подтверждая эти слова нарком громко пустил ветры и, утерев обрывком салфетки заплаканные глаза, отхлебнул вина.
«Очень в этом сомневаюсь…» - очень тихо сказал полковник, отстегивая от пояса блестящие браслеты наручников.
